О взаимодействии государства и религиозных институтов
В последние месяцы идут большие дискуссии вокруг ислама в казахстанском обществе. Прикрываясь требованием запрета нетрадиционных религиозных течений, «деятели соцсетей и чатов» зачастую нападают именно на традиционный казахский ислам, представляемый в Казахстане Духовным управлением мусульман Казахстана (муфтиятом).
Причём эта критика порой носит взаимоисключающий характер – наряду с требованием усилить работу против нетрадиционных течений, «покушающихся на нашу национальную культуру», эти активисты настаивают на том, чтобы максимально сократить влияние официального объединения мусульман-суннитов республики, запретить связанные с муфтиятом телепередачи и каналы, а также не пускать имамов в общественные и государственные учреждения.
Ведущий религиовед Асылбек Избаиров, доктор исторических наук, профессор кафедры религиоведения университета «Нур-Мубарак» и директор Института геополитических исследований, считает, что одна из основных предпосылок, вызывающих эти противоречия, – это неправильная интерпретация самого понятия светскости, заложенного в Конституции РК.
По его мнению, критики ислама и ДУМК не понимают, что в современном демократическом социуме уже не получится загнать религию на периферию общественной жизни, чтобы она прозябала на уровне контор ритуальных услуг. Почему это так и чем подрыв авторитета официального ислама грозит стабильности нашего общества, он рассказал в интервью Informburo.kz.
– Асылбек Каримович, в чём причина активизации критики ислама в социальных сетях, а также известных выступлений депутатов по этому поводу?
– Думаю, что тут кого-то просто страшат масштабы и растущее влияние религии в нашем обществе.
Некоторые, возможно, боятся, что это кто-то намеренно запускает процессы исламизации Казахстана. Но это не так.
Как учёный, много лет изучающий эту тему, могу сказать, что увеличение присутствия религии в жизни нашего общества носит объективный характер. Дело в том, что наш народ до сих пор «отыгрывает назад» 70-летний период атеизма, преследовавшего за религиозные взгляды вплоть до смертной казни и ссылок, и теперь возвращается к своему естественному уровню практики веры, которая соответствует традиционной культуре и истории казахов.
Это может вызывать беспокойство лишь у тех, кто считает, что атеизм и светскость – это синонимы. Должен разочаровать таких, потому что светскость – это всего лишь равноудалённость государства от всех религиозных течений и направлений, когда государство не вмешивается в дела религий, воспринимая их равноправными.
Сегодня господствующей в мире формой взаимодействия демократического государства с религией является признание им роли религиозных институтов как важных конструкций общества, с которыми власти вступают в тесное взаимодействие в рамках традиционных для своей культуры и истории направлений. Условно в научной практике мы называем это «пассивная светскость».
Основа пассивной светской политики заключается в плодотворном взаимодействии институционализированных форм религии с государством и обществом, а не в их противопоставлении, как это диктует радикальная форма светскости – лаицизм.
То, что мы сегодня в Казахстане видим, как критики выступают против ислама в целом, требуя ограничить работу муфтията, но обязывают его при этом ещё более эффективно противостоять проникновению нетрадиционных религиозных воззрений, это сравнимо с тем, чтобы требовать от людей получать меньше, а работать больше. Но так не работает ни экономика, ни институциональные механизмы даже в области духовности.
Все эти последние критические выпады в мажилисе и соцсетях сегодня угрожают прежде всего институционализированным структурам традиционного мусульманского сообщества – мечетям, муфтияту, а не неформальным структурам нетрадиционных направлений, которые в жизни общества вообще практически не участвуют.
Потом не стоит удивляться, если авторитет традиционных мусульманских институтов на фоне агрессивной исламофобской кампании будет снижаться, перечёркивая годы кропотливой работы по продвижению ханафитского ислама в Казахстане.
Вместо этого у нас будет вновь полный разброд, даже хуже, чем в 1990-е годы, потому что тогда иностранным проповедникам надо было приезжать сюда, чтобы распространять свои взгляды, а сегодня ничего такого не требуется – всё доступно через интернет. Остановить это можно только полным отключением всемирной сети, но это было бы, с одной стороны, контрпродуктивно, а с другой – чрезвычайно сложно и дорого.
Таким образом, пока «светская» общественность и государство у нас не осознают, что светскость в Казахстане требует грамотного переосмысления, религиозная стабильность в нашем обществе будет под перманентным давлением извне и изнутри.
Если мы вспомним проявления насильственного религиозного экстремизма в Казахстане в первой половине прошлого десятилетия, то очень важно отметить, что они стали возможны именно на фоне тогда ещё совсем слабого муфтията, а также вследствие недоработок профильных государственных структур. Только дальнейшая институционализация и укрепление ДУМК за счёт продуманной стратегии и разработки научно обоснованных и преемственных исторически традиций и школ позволят его сотрудникам и далее занимать подобающие роли олдерменов, духовных авторитетов своих локальных сообществ и общин различного уровня, вместо того чтобы выполнять совершенно несвойственные им роли «пожарной команды» по разубеждению закоренелых преступников-экстремистов.
– Что же вы предлагаете делать дальше, чтобы сохранить в стране религиозный мир и спокойствие?
– Наиболее рациональным выходом из этой ситуации является внедрение тесного взаимодействия государства и общества с институционализированными религиозными течениями либо поддержка их институционализации с целью создания стабильных, работающих механизмов удовлетворения религиозной нужды в обществе и взаимодействия религиозных членов общества с остальными. В рамках ислама в Казахстане институционализированные институты ислама – это мечети, Духовное управление мусульман, религиозные учебные заведения, которые могут выступать базой для полноценно интегрированного в жизнь гражданского общества ислама.
Отдельно замечу, что это не будет никаким покушением на Конституцию РК, нам не нужно отменять запреты на создание религиозных партий например. Здесь идёт речь о том, как именно будет реализовываться светский характер государства – в противостоянии или во взаимодействии с религией.
Даже в профильном законе о религии уже был отражён особый статус, который имеют для Казахстана ханафитский ислам и православное христианство. Вот его преамбула: «Настоящий Закон основывается на том, что Республика Казахстан утверждает себя демократическим, светским государством, подтверждает право каждого на свободу совести, гарантирует равноправие каждого независимо от его религиозного убеждения, признает историческую роль ислама ханафитского направления и православного христианства в развитии культуры и духовной жизни народа, уважает другие религии, сочетающиеся с духовным наследием народа Казахстана, признаёт важность межконфессионального согласия, религиозной толерантности и уважения религиозных убеждений граждан».
Нравится это кому-то или нет, но сегодня только ДУМК может выступать базой для полноценно интегрированного в жизнь гражданского общества ислама, но для этого муфтият должен быть усилен в рамках конкретных стратегий развития.
– Хорошо, цели понятны. А задачи? Как это может быть реализовано практически?
– Сегодня нашему государству необходимо искать новые способы поддержки и укрепления ДУМК, если оно стремится к тому, чтобы религиозный вопрос в стране был фактором стабильности, а не риска.
Несмотря на то что где-то со стороны может показаться, что ДУМК занимается только ритуальной стороной общественной жизни мусульман, на самом деле эта структура играет важную стабилизирующую роль в Казахстане, занимаясь невидимой со стороны работой по сплочению верующих на здоровых принципах уважения к законодательству, Конституции и органам власти.
Однако сейчас ДУМК ограничено в возможностях и выступает не как полноценный партнёр политической власти, даже в сравнении с другой крупной институциализированной религиозной структурой в Казахстане – Русской православной церковью (РПЦ).
Кстати, если продолжить эту аналогию, мы видим, насколько больше в той же России политические власти доверяют РПЦ, предоставляя ей высокую степень духовной и даже хозяйственной автономии, взамен получая безоговорочную поддержку и стабильность в религиозной сфере. Точно так же и у нас государство, на мой взгляд, должно не зажимать и контролировать, а поддерживать и развивать Духовное управление мусульман Казахстана.
Конечно, для этого и у ДУМК должна быть новая чёткая стратегия развития, с конкретной целью, а не простая реализация задачи по «насихату» («наставлениям». – Авт.). Здесь наши имамы могли бы обратиться к богатейшему духовному опыту и практическому багажу центральноазиатской школы богословия, развивавшейся в городских центрах нашего региона: Туркестане, Самарканде, Бухаре, Ташкенте, Термезе, Хиве, Коканде.
Развивая отдельно свой ислам, мы в каком-то смысле искусственно отрываем нашу историческую религиозную традицию от её корней, общих для всего исторического Туркестана. Издавна ханы Золотой Орды, затем Казахского ханства, наши султаны, бии тяготели к исламской традиции древнейших городов Центральной Азии, многие из наших правителей были последователями – мюридами – учёных шейхов той же Бухары и других известных религиозных центров, многие казахи оставались и постоянно проживали в этих городах, как Толе би, а также были казахские султаны, становившиеся ханами Хивы.
Кстати, введение в своё время царским правительством институтов муфтиятов и центров в Уфе и распространение в степи «татарских мулл» связано вовсе не с тем, что это российский колониализм стремился исламизировать степь (это было бы просто глупо), а со стремлением «переориентировать» казахских верующих с традиционных воззрений в рамках общей центральноазиатской школы богословия на лояльный себе колониальный проект. И эта политика началась при Екатерине II после подавления восстания Емельяна Пугачёва.
В духовном плане Казахстан неразрывно связан с остальными странами нашего региона более, чем с какими-либо другими направлениями, и положительный импульс возобновления этих связей может стать одним из факторов региональной интеграции, необходимость которой сегодня не может оспаривать, наверное, никто.
В целом же уникальность и важная особенность центральноазиатской школы богословия заключается в том, что она особенно сфокусирована на развитии нравственных и моральных аспектов личности. Это выделяет центральноазиатскую традицию богословия на фоне других школ – Египта, Сирии, Саудовской Аравии, Пакистана.
Вопреки некоторым представлениям, навязанным колониальными исследователями, представлявшими реальность доколониального бытования Центральной Азии в рамках работ художника Верещагина, в нашем регионе существовало многовековое сожительство религий, примером чего является община бухарских евреев.
Таким образом, благодаря обращению к опыту центральноазиатской школы богословия можно добиться взращивания религиозного мышления, гармонично вплетённого в реальность поликонфессионального светского конституционного строя.
На её основе можно выработать устойчивые балансы светской, национальной и религиозной систем ценностей как в рамках национальных государств, так и во всём регионе.
Отдельно подчеркну, что эта школа богословия в своей основе глубоко чужда политическим амбициям и притязаниям, в отличие, например, от ислама на Кавказе, где мусульманские институты глубоко завязаны на мобилизационную и «оборонительную» составляющие воззрений местных обществ в условиях колониального давления.
Хотя специфика географического положения Казахстана состоит также в том, что его наиболее протяжённые границы на севере и на востоке являются одновременно границами Дару-л-ислама («земли ислама») с точки зрения мусульманской традиции, что предполагает формирование условий постоянного противостояния внешней агрессии, вместе с тем ислам в нашем регионе всегда распространялся мирно и никогда – как идеология завоевателей.
В то же время было бы неправильным говорить о том, что ДУМК и РПЦ в Казахстане необходимо сращивать с государством, как это было в случае с Ассамблеей народа Казахстана, превратившейся из общественной организации в практически государственный орган с правом включения их представителей в парламент. Это потребовало бы перемен конституционного характера, да и в целом избыточно для религиозного института, поскольку реально представляет собой отказ от разделения государства и религии.
Другое дело, что нам ещё только предстоит правильно оценить вклад в стабильность наличия в нашей стране такого единого мусульманского института, как ДУМК. Во многих странах, как мусульманских, так и западных, проблема отсутствия стабильных религиозных институтов в качестве партнёра для государства, стремящегося стабилизировать религиозное поле, далеко не решена. Нам же подобная структура досталась в известной мере в наследство. И теперь вопрос лишь в том, как ей продолжать успешно развивать свою деятельность соответственно запросам современности, и далее укрепляя своё положение в качестве авторитетного и стабилизирующего института нашего общества.
И это, на мой взгляд, сегодня самое важное – донести до всех казахстанцев то, что только сильный, уважаемый религиозный институт может стать по-настоящему твёрдой опорой и гарантом безопасности светского характера государства и общества в Казахстане.
Мы должны чётко понимать, что основу стабильного развития внутренних процессов, включая успешное строительство политической нации в Казахстане, может составить именно здоровый баланс между национальным и религиозным началом.
– Понятно. А как вы предлагаете реформировать ДУМК для улучшения его работы?
– Тут будет правильно говорить не «реформировать», а поступательно и далее совершенствовать его работу. Структура и форма ДУМК уже сложились в нашей стране, и они состоялись, если можно так сказать.
Если говорить о конкретике, то среди первых мер, которые бы смогли укрепить положение муфтията, мне видится усиление непрерывной системы духовного образования: от среднего и среднего специального до высшего и научного (post-graduate) на базе медресе, курсов по повышению квалификации имамов и университета исламской культуры «Нур-Мубарак».
Кроме того, муфтият обозначил планы открытия новых научно-исследовательских религиозных центров, которые бы могли значительно укрепить аналитический, научный потенциал традиционного ислама в Казахстане, тем более что для этого есть не только организационная, но и мощная методологическая основа в виде центральноазиатской школы богословия. В этом направлении – установление тесного научно-образовательного контакта в рамках нашего региона – мы можем и должны черпать дополнительный ресурс для укрепления традиционных религиозных верований.
Думаю, нам также нужно совершенствовать деятельность существующих медресе, дополняя их программы светскими специальностями, чтобы они готовили конкурентоспособных личностей, которые могли бы стать после учёбы не только имамами, но и инженерами, врачами, специалистами в области IT и так далее.
В этой связи в качестве опыта можно обратиться к системе образования, которая была в известных казахско-турецких лицеях.
Думаю, авторитет имама усилился бы, если помимо религиозных знаний он обладал бы широким научным горизонтом, имел бы интересы в других областях, особенно в науке и технологиях.
Не открою Америку, если скажу, что в истории многие выдающиеся исламские богословы были не только религиозными учёными, но ещё и выдающимися представителями других сфер нашей жизни: бизнесменами, докторами, путешественниками, инженерами.
– Вы уже упоминали о пассивной светскости. Могли бы вы более подробно остановиться на том, что конкретно она означает?
– Пассивная светскость – это когда государство признаёт роль религиозных институтов общества, вступая в тесное взаимодействие с ними в рамках традиционных для своей культуры и истории направлений.
Согласно этой концепции в Германии есть, к примеру, партии христианских демократов и христианских социалистов, а именно государство собирает добровольный религиозный налог в пользу церквей. В Великобритании этот конструкт ещё более тесно переплетён с политикой – там глава государства и глава традиционной религиозной иерархии, Англиканской церкви, вообще один и тот же человек, король или королева. Эта же традиция стоит за институтом капелланов (священнослужителей) в британской или американской армии и на флоте, зарекомендовавших себя лучше, чем привычные на пространстве бывшего СССР замполиты или другие политические военнослужащие.
В США это реализовано в лояльности к существованию закрытых религиозных общин, вплоть до тех, что игнорируют научно-технический и социальный прогресс, как эмиши, чьи дети посещают только общинные школы или обучаются дома по религиозным книгам, а взрослые – не фотографируются на документы и ездят только на повозках на конной тяге.
Принцип пассивной светскости заключается в признании государством важности религии в общественной сфере и взаимодействии с ней в рамках традиционных институтов и законодательства. Именно поэтому в британских армии и полиции есть форма с хиджабами, сикхскими тюрбанами и бородами. А в США католические школы, где открыто преподаются и светские, и религиозные дисциплины, считаются более престижными, чем общественные, оплачиваемые государством, а обучаются там далеко не только католики.
Сегодня мы можем сравнить их с нашим опытом казахско-турецких лицеев, существовавших все эти годы без тотальных запретов на религиозную практику. Как мы знаем, выпускники КТЛ стабильно дают высокие результаты по всем учебным дисциплинам как на национальном, так и на международном уровне, а также добились феноменальных успехов в науке, бизнесе и даже на госслужбе.
Пассивная светскость спокойно смотрит на наличие религиозных телеканалов, передач, открытое ведение религиозного призыва.
Многие больницы в США и Северной Европе также основаны и содержатся церковью, которая помогает поддерживать социальный мир через благотворительность, например, организовывая и финансируя работу фудбанков (складов и пунктов раздачи бесплатного питания нуждающимся), а также раздачу бесплатной горячей еды бездомным и нуждающимся.
Таким образом, на Западе церкви, религиозные общины также являются важными социальными институтами, будучи крупными финансовыми инвесторами, вкладывающими средства не в краткосрочные, а в долгосрочные вещи – образование, науку, здравоохранение. Сотни колледжей и университетов в США были основаны именно религиозными организациями, это непреложный факт.
Всему этому принципы светскости никак не мешают. Отделение государства от религиозных догм там вовсе не означает удаление религии из общественной жизни.
В условиях Казахстана именно попытки свести религию к похоронным ритуалам и времяпрепровождению стариков носят деструктивный характер, поскольку вытесняют именно традиционную религию, высвобождая место для привносимых извне нетрадиционных и даже экстремистских воззрений. Пассивная же светскость способствует грамотному разграничению сфер влияния государства и религиозных организаций при сохранении роли государства как основной формы организации общественно-политической власти.
В пассивной светскости отсутствует и провозглашаемый лаицизмом запрет установления какой-либо религии в качестве государственной или обязательной. В США, Великобритании и близких им по духу странах в суде, в парламенте свидетели, чиновники и присяжные дают клятву на том священном писании, которое предпочитают. В тюрьмы к осужденным приходят священники для осуществления необходимых осуждённым обрядов.
Конечно, и у таких систем есть недостатки, но они здорово окупаются присущим им демократизмом, либеральными ценностями, уважением к личности.
С учётом того, что ислам никуда из Казахстана не денется, а количество практикующих верующих будет только продолжать расти, очень важно не заниматься бессмысленными попытками торможения этих естественных процессов, а найти способ гармонизировать их, встроить в другие существующие у нас институты, ценности, научиться вместе плодотворно работать на благо страны.
Беседовал Махамбет Ауезов
Источник: https://informburo.kz/interview/cto-takoe-passivnaya-svetskost-i-pocemu-ona-vazna-dlya-kazaxstana
