С момента обретения независимости средневековый период истории Казахстана стал вызывать повышенный интерес в нашем обществе. Однако этот запрос зачастую удовлетворяется за счёт книг и публикаций, авторами которых являются люди, в общем-то далёкие от исторические науки. Между тем, существует острая необходимость именно научного подхода к переосмыслению нашего прошлого. О сложившейся ситуации, о том, как можно её изменить, мы беседуем с известным медиевистом Канатом Оскенбаем.
Критиковать можно, отрицать бессмысленно
– Обретение суверенитета повлекло за собой смену парадигмы развития нашего общества. Какие проблемы, связанные с изучением средневековой истории Казахстана, вышли на первый план в новых условиях?
– Начнем с того, что мне не совсем импонирует философский термин «парадигма». В контексте нашей темы сложно говорить о какой-то смене концепций, методов и прочих вещей. Новая концепция в науке и медиевистике в том числе должна строиться на новых выявленных источниках, на новом переводе и последующем анализе, однако этого нет. Сегодня огульно критикуется колониальное советское прошлое. Да, критика нужна и важна, но не огульная, когда отрицается аккумулированный прежде опыт, в том числе и научный.
Сейчас в изучении средневековой истории Казахстана на первый план вышло мифотворчество. Это раз. Дилетантизм – это два. Люди, именующие себя историками или медиевистами, при этом не имеющие должного образования, знаний, профессиональной подготовки, пишут на темы средневековой истории Казахстана. Стали модными графомания и шарлатанство. Страдающие патологической тягой к писательству на исторические темы и не всегда адекватные люди заполонили Интернет. Они позиционируют себя как экспертов в этой отрасли знаний, совершенно не будучи таковыми. На смену Даниярову, Омарову и прочим псевдоисторикам пришли деятели типа Закирьянова и еще рой ему подобных графоманов и лжеисториков. Распознать их несложно: они не имеют специального образования и соответствующей базовой подготовки.
Сложнее стало вычленить псевдомедиевистов в ряду так называемых профессиональных историков, облеченных научными степенями и званиями. Сначала это были те, кто защищал диссертации по политическим конъюнктурным темам: по истории советского периода или по истории коммунистической партии. Например, человек, защитивший диссертацию на тему партийного руководства воспитанием студентов, теперь публикует книги об истории Золотой Орды и Казахского ханства. Сегодня пошло поколение PhD-историков – это ещё одно явление в науке. Самоуверенные, всезнающие и всё отрицающие. К сожалению, я не могу назвать хотя бы одну фамилию такого «доктора», кто бы выдвинул какую-нибудь парадигму, как вы выразились.
Конечно, есть хорошие труды и публикации на темы тюркского средневековья или истории Казахского ханства, но это отчасти прежний багаж.
Нет документов – нет истории?..
– Одной из базовых установок советской историографии при изучении кочевой культуры была формула «нет документов – нет истории». Хотя при этом исторические этапы развития тюрков фиксировались письменно на различных языках: древнетюркском, китайском, русском, грузинском, греческом, латинском, арабском, персидском, монгольском. На этом направлении есть прорывы, чтобы можно было сказать о каком-то «обогащении» историографии того периода?
– Нужно сказать, что, конечно же, не всё так плохо в изучении средневековой истории Казахстана. Есть и положительные моменты. Во-первых, помог задел прежней, «советской» медиевистики. Кумеков, Зуев, Пищулина, Султанов, Хафизова, Бисембиев – именно их публикации поддерживали планку казахской исторической науки.
Во-вторых, положительным моментом стал приток в неё казахов из-за рубежа. Тогда это оралманы, сейчас кандасы – из Китая, Монголии, Ирана, Узбекистана, России и т.д. Например, Набижан, Алимгазы, Жанымхан, Еженхан, Бабакумар, Досымбек, Базылхан, Жеменей, Муминов, из России приехал нынешний директор Института истории и этнологии З.Кабулдинов. Ярким представителем этой волны был Зардыхан Кинаят. Все они внесли свой вклад в национальную медиевистику. Сегодня не стоит их разделять с представителями старой школы, но методологические различия всё же были. Государство старалось использовать их потенциал. В рамках госпрограммы «Мәдени мұра» на казахский язык были переведены, например, серии тюркских, китайских, монгольских, немного арабских источников.
Важным ресурсом обогащения историографии была и остаётся казахстанская археология. Благодаря усилиям этих ученых медиевистика пополнилась новыми материалами, документами и переводами. Другое дело, что нельзя чрезмерно увлекаться бесконечным собиранием источников и их хаотичной публикацией, как это сейчас стало модным, нужна также глубокая аналитическая работа. У нас как не было, так и нет монографических публикаций об истории целого ряда народов и государств средневековья. Тюрки, тюргеши, карлуки и огузы раньше изучались, кимеки, кыпчаки, найманы, кереиты, жалаиры и коныраты немного изучены, а где дальнейшие исследования?
Благодаря усилиям современных историков переведены, например, Юань-ши, серия других китайских, цинских, маньчжурских документов. Систематизированы, изучены, переведены древнетюркские рунические памятники. На протяжении первых десятилетий независимости о них много писали. Саки и тюрки тогда были в тренде, как сказала бы молодежь.
Споры спорам рознь…
– Прежняя классовая оценка общественно-экономических отношений у кочевников сегодня остается прежней или всё же претерпела изменения?
– То, что прежние классовые подходы и оценки не только устарели, но и ушли с повестки, – это общеизвестно. Другое дело, что пришло им на смену? В своё время новое направление развивал Нурболат Масанов. Сейчас появились работы Алтайы Оразбаевой, Султана Акимбекова. Это область философии истории, а она у нас не очень хорошо представлена. Есть мировой опыт, его можно и нужно использовать. Кочевниковеды со всего мира нам в этом могут помочь. Хазанов, Крадин, Барфилд предлагали своё видение. Здесь я выступаю только как наблюдатель.
– Насколько реальным является сегодня понятие «казахстанская медиевистика»?
– Мне сложно выделить такое направление в рамках казахстанской исторической науки. Есть отдельные историки, которые его представляют, но очевидно, что этого мало. Легче всего посмотреть на это через призму научных институтов и вузов. Есть ли там медиевисты? В Институте истории и этнологии можно назвать пару имён. Ситуация в Институте истории государства мне неизвестна, но там и профиль немного другой. Хорошие кадры есть в Институте востоковедения, в Институте археологии (археологи-медиевисты и урбанисты), в КазНУ и ЕНУ, в регионах.
Со стороны вроде всё благополучно и красиво. Государство провело мероприятия в честь 550-летия Казахского ханства в 2015 году, 750-летия Золотой Орды в 2019-м, теперь отмечается 800-летие Бейбарса. Но как обстоит дело с научным обоснованием всего этого – большой вопрос…
– Наблюдаемые сегодня некоторые разночтения в трудах разных исследователей средневековой истории Казахстана – это проблема научного свойства, или причина в личных взаимоотношениях между ними?
– Что конкретно вы имеете в виду? Средневековье – обширнейший период нашей истории. Это тюрки и кыпчаки, монголы и казахи, каганаты, эли, ханства и улусы, империи, наконец. Тут сложно выделить какие-то дискуссии научного плана. Сейчас Институт истории и этнологии готовит семитомную историю Казахстана – посмотрим, что он предложит? Может, там будут новые трактовки тюркского периода или монгольского, может, они откажутся от автохтонной теории и предложат иной концепт? Сейчас много говорят о примордиализме и конструктивизме – может, в этом ключе будет что-то новое?
В советское время в медиевистике были разногласия и споры между Зуевым и Кляшторным, Султановым и Пищулиной, Кумековым и Ахинжановым. Сегодня таких противостояний я не знаю. Опять-таки, противостояние может быть между наукой и мифом, но это такая глобальная проблема. Есть категория деятелей, которые позиционируют себя как историков, пишут книги и статьи, критикуют всех и вся. Это их право. Другое дело, что в экспертном сообществе их не всегда воспринимают как историков, сколько бы они ни называли себя таковыми. Популярность, материальное благополучие, с одной стороны, и историческая наука, с другой, – вещи редко соприкасающиеся.
История и политика
– Какой подход, на ваш взгляд, превалирует сегодня в интерпретации истории средневекового Казахстана – строго научный или научно-популярный?
– Популярный на виду, и кажется, что он превалирует. Он заметен. Средневековая история сегодня стала инструментом для построения новой идентичности, и тут не может быть и речи о строго научном подходе. Прошлое стало частью политики в Казахстане, частью исторической политики. Например, мы проводим исследование о мавзолее Джучи-хана, делаем выводы о его поздней постройке, о том, что монголы и Джучи в том числе не могли быть похоронены таким образом, но это не вяжется с исторической политикой государства.
– Понятно, что трактовки средневековой истории Казахстан в советское время и сегодня в силу понятных причин совпадать не могут. Но все же, с причинами какого порядка – политическими, идеологическими или ещё какими – это в первую очередь связано?
– Тут всё в комплексе. Сегодня средневековая история на виду. Казахское ханство, Улуг Улус, Чингисхан, Джучи, Бейбарс и далее по значимости. В прежние эпохи, включая советскую, в газетах об этом не писали. А сейчас в каждом номере «Казахстанской правды» или «Егемен Казакстан» есть что-то на эту тему. Но это вовсе не наука. Это политика чистой воды. Она, как круги на воде, не оставит следа. Средневековая история– это, прежде всего, история востоковедная. У нас есть целый Институт востоковедения, но востоковедение как отрасль медиевистики пока не стало самостоятельной наукой.
– Средневековый период нашего прошлого может рассматриваться отдельно от этого же периода истории сегодняшних сопредельных государств – Узбекистана, Кыргызстана, Туркменистана, Таджикистана? Если нет, то по какому пути следует идти, чтобы исторические факты и их интерпретация не противоречили друг другу?
– Ануар Галиев изучал этот вопрос в своих книгах и в диссертации. Например, буквально вчера все говорили о новом учебнике по новейшей истории России за авторством Мединского и Чубарьяна. Уровень политизации, идеологизации прошлого в нём превысил все мыслимые масштабы. И раньше в той же России уделяли пристальное внимание тому, как её историю описывают в Украине, странах Прибалтики, Центральной Азии и при необходимости реагировали на это. В Казахстане такой практики нет. Мы мало изучаем учебники соседей. Хотя это необходимо.
Марк Ферро отмечал: «История в том виде, как её рассказывают детям, да и взрослым, позволяет одновременно узнать и то, что общество думает о себе, и то, как изменяется его положение с течением времени». Это помогает предотвратить, предупредить международные и межнациональные конфликты. Такое понимание необходимо для воспитания толерантности между народами соседних государств, продекларировавших своё желание совместно творить будущее в рамках единого евразийского пространства.
К сожалению, качество отечественных учебников оставляет желать много лучшего, поэтому немало школ Казахстана, особенно элитных, предпочитают заниматься по российским учебникам истории. Тем самым последние напрямую участвуют в формировании исторического самосознания граждан нашей страны.
Отдайте историю историкам…
– История становления казахов как этноса (нации), как самодостаточной категории может оказывать влияние на наше современное самоощущение в плане самоидентификации?
– Всё зависит от нас с вами. Конечно, я могу ошибаться, но порой мне кажется, что средневековая история оказывает чрезмерное влияние на часть нашего общества. Поэтому мне хочется сказать: оставьте прошлое в покое, отдайте историю историкам.
– Почему на восприятие массовым сознанием рассматриваемого периода нашей истории превалирующее влияние оказывают не профессиональные исследователи, а люди, которых трудно назвать таковыми?
– Причин этого может быть несколько.
Первая. Профессиональные исследователи не работают с массовой аудиторией. Им это не нужно, это вне их основной компетенции. Человек науки замкнут на области своего исследования, и ему, по сути, нет дела до массового сознания. Зачастую он не всегда может работать с аудиторией, не может её увлечь, вызвать её интерес.
Вторая. Исследователи, не являющиеся профессионалами, изначально ставят перед собой другую задачу. Их деятельность направлена не на решение научной проблемы с помощью новых методов, источников или исследований. Они хотят признания, популярности и, как следствие, материального достатка. Ради достижения этого они готовы говорить то, что нужно и хочется слышать массовой аудитории: мы были империей, наши предки великие, могучие, мы повелевали миром… Это как закон рынка – спрос и предложение постоянно взаимодействуют.
Сейчас преподавателей иногда обязывают выходить в онлайн, но их лекции или выступления набирают сотню-другую просмотров, поскольку темы у них сугубо научные и мало кому интересные. А стоит кому-то начать говорить о подвигах великих предков, аудитория вырастает до десятков и сотен тысяч.
Рано или поздно насыщение этого рынка произойдет, оно уже происходит. Мнимое величие в прошлом без достижений в настоящем не имеет смысла для масс. Страна либо погрязнет в бесконечных исторических юбилеях, либо устремится в будущее. Наша идентичность должна строиться на созидании настоящего, без воображаемого прошлого и иллюзорного будущего.
