Один из лидеров мусульманского сообщества в Алтайском крае рассказал, как оно формируется и почему не ислам страшен России.
Жители Алтайского края говорят о росте числа мусульманского населения в регионе. Эксперты видят лишь косвенные признаки этого, анализируя статистику по миграции. Предприниматели заявляют о бизнес-решениях, связанных с увеличением числа жителей края, исповедующих ислам. «Толк» побеседовал с Валидом Газиевым, руководителем Центра национальной культуры «Вайнах», одним из наиболее авторитетных людей в среде мусульман региона, о том, можно ли говорить о таком тренде, почему на улицах стало больше женщин в платках и в чьих руках религия становится игрушкой.
«В регионе остается не более 1%»
– Эксперты и обычные жители Алтайского края говорят об увеличении численности жителей региона – мусульман. В основном это связывают с миграционными процессами. Как, по вашим оценкам, выросло число жителей, исповедующих ислам? И выросло ли?
– Я не наблюдаю сколько-нибудь массового прироста мусульманского населения в Алтайском крае. За счет чего оно формируется? Алтайский край – первый регион Сибири, где мигранты – жители Средней Азии из Узбекистана, Таджикистана – пересекают границу с Казахстаном. Какая-то часть мигрантов остается здесь, но большинство едет транзитом в Новосибирскую, Кемеровскую, Томскую области, другие регионы.
Массовый переход границы в нашу сторону происходит в начале года, весной, перед началом строительного сезона. А сейчас – до конца октября, начала ноября – процесс будет обратным.
Если мы возьмем общий поток мигрантов, которые получают патенты для работы, то с него в регионе остается не более 1%. И не многие из них перевозят сюда семьи. В основном они зарабатывают здесь, чтобы обеспечивать свои семьи там. Это касается всех регионов, не только Алтайского края.
Я лежал в клинике им. Сеченова в Москве недавно: все курьеры, таксисты, дворники – выходцы из Средней Азии. Если сегодня из столицы и Санкт-Петербурга убрать мигрантов, города окажутся завалены мусором. Потому что за 15-20 тысяч рублей местные жители работать не хотят.
– А у нас в регионе тоже на такие деньги не найти работников?
– В нашем регионе уже на 50 тысяч рублей сложно найти. Мы два года назад с партнерами купили Барнаульский элеватор. Главного инженера мы нашли на зарплату в 70 тысяч рублей, директора – на 150 тысяч. И уже стоит вопрос о повышении. Недавно открыли цех, нужны просто рабочие – меньше 40 тысяч рублей зарплату никто даже не рассматривает. Запрос по зарплате в регионе высокий.
– В каких сферах в основном работают мигранты сегодня в Алтайском крае?
– 90% тех, кто остается на территории Алтайского края, приезжают для работы в отраслях общепита и строительства.
Еще пять лет назад подрядчики нанимали до 90% мигрантов – это было дешевле, и они работали с 8 утра до 10 вечера. По всей России. Сейчас в стране стали наводить порядки по квотам, по патентам, и сегодня подрядчики уже не могут полностью закрыть прежние объемы мигрантами. Сейчас соотношение примерно 60 на 40.
– Ковид сказался на ситуации?
– Конечно. Он на всем сказался. Мы всегда надеемся на авось. А случился ковид – и начали искать варианты, чтобы закрывать потребность в рабочих. Это, в частности, и привело к росту зарплат в строительной отрасли – мигрантов сюда не пускали, приходилось здесь искать работников.
«Такого, чтобы за голову хвататься, нет»
– То есть – еще раз – вы не фиксируете массового прироста мусульман в Алтайском крае?
– Нет. Да, у нас есть приграничные с Казахстаном территории, где доля мусульманского населения выше, чем в среднем по краю, – это Рубцовск, Славгород, например. Но так было всегда – там казахи всю жизнь жили.
Но я подчеркну, что это моя оценка ситуации. Чтобы говорить не голословно, нужно проводить исследование.
– А если посмотреть по числу прихожан в мечети?
– А в мечети также число прихожан растет в летний период, когда бывает, что места в залах не хватает, людям на улице приходится молиться. Но строительный сезон заканчивается, поток уходит – и мы спокойно вмещаемся в два зала.
– Но есть ощущение – да, не подтвержденное статистически, – что стало больше именно семей: больше женщин в мусульманской одежде, например, с детьми в том числе.
– Я так скажу: эти люди – семьи, женщины в платках – были и пять лет назад. Вопрос в том, что смотреть на них стали по-другому. Начали обращать внимание. Раньше были другие интересы – люди, условно говоря, на цвета радуги смотрели, а не вокруг себя.
Да, есть выходцы из других стран, хотя их немного, кто получает гражданство России и забирает сюда свои семьи, чтобы дети могли получить образование. Хотя бывают разные случаи. Несколько лет назад я ездил в Рубцовск, где один таджик сказал, что хочет, чтобы его дочь пошла в местную школу в хиджабе. Я ему объяснил, что такой вариант возможен, но только в Таджикистане.
Кроме того, сегодня в вузах Барнаула, особенно в АлтГУ и АлтГМУ, учится немало студентов из Средней Азии, Индии, Пакистана, в том числе девушек, которые ходят в платках. Их мы тоже можем часто видеть.
Но массового прироста мусульман, такого, чтобы за голову хвататься, в крае нет.
Не ислам страшен для России.
Мы были с другом в командировке в Благовещенске, в Амурской области. Вышли вечером на набережную и даже специально посчитали – в среднем из пяти человек один был русским, остальные – китайцы. Архитектура – рестораны, дома, кафе – построены в стиле китайских проектировщиков. Вот этим вопросом мы должны задаваться. Таджики, узбеки рано или поздно уедут – всю жизнь они жить здесь не будут.
– То есть не для многих из них Россия станет родиной?
– Не для многих.
В мечети – до 7-8 тысяч человек
– Тем не менее в Алтайском крае есть сложившееся сообщество мусульман, есть общественные организации. Какие из них действительно объединяют? Чем они занимаются?
– Сегодня всех мусульман объединяет мечеть. На пятничную молитву там собирается до 2,5 тысячи человек. Если это мусульманские праздники, то до 7-8 тысяч человек. Мечеть есть не только в Барнауле. Мы и в Рубцовске, и в Славгороде построили – в местах компактного проживания мусульман недалеко от границы с Казахстаном. Сделали это, чтобы людям было куда идти, где молиться, общаться.
– Этого числа мечетей достаточно?
– Совершенно, верно. В Тальменке, в Камне, в Бийске крупные мечети не нужны, так как там мало мусульман. Раздумывали над тем, чтобы построить в Новоалтайске, но оттуда до Барнаула очень быстро добраться.
– Когда сюда приезжают мусульмане, им оказывают какую-то помощь, поддержку? Это больше делается по конфессиональному или национальному признаку?
– У нас официально зарегистрировано восемь диаспор. И каждая первоначально оказывает помощь своим соотечественникам – по жилью, каким-то бытовым вопросам.
«Старая «мафия» отдыхает»
– Недавно в одном хозяйстве рассказали, что собираются наращивать поголовье овец – на сотни голов, так как вырос спрос на баранину в связи с ростом численности мусульманского населения в регионе. Можно ли говорить, что этот фактор открывает какие-то новые возможности для предоставления новых услуг или товаров?
– Этому хозяйству можно посоветовать увеличить поголовье смело тысячи на полторы-две. Но дело не в росте мусульманского населения, а в дефиците баранины в принципе. Если вы зайдете в любой ресторан и захотите заказать баранину, то почти везде официант перед вами вежливо извинится и скажет, что таких блюд в меню нет. Этого мяса у них либо нет, либо его есть невозможно.
– Какие еще есть особенности питания и как их удовлетворяют мусульмане здесь?
– Мы едим только халяльную пищу – например, мясо непромышленного забоя. В Барнауле есть две точки, все мусульмане о них знают. Та потребность, которая есть, закрывается. Единственное, что в крае нет, например, производства колбасных изделий, их частично заказывают в Казахстане, частично – в Челябинске.
– Есть еще такое мнение, что фруктово-овощной рынок в крае принадлежит диаспорам – такая «фруктовая мафия». Насколько оно оправданно?
– В 1990-х и 2000-х годах рыночный бизнес действительно был распределен по национальному признаку. Условно фруктами торговали азербайджанцы, сухофруктами выходцы из Средней Азии и т. д. Но сегодня эта «мафия» – крупные торговые сети, их оптовые склады. У владельца компании «Фруктовый рай» 27 листов договора с одной из алтайских сетей. Условия жесточайшие. Та старая «мафия» отдыхает по сравнению с этой.
А что касается тех небольших точек, которые продают сегодня фрукты и овощи вне крупных магазинов, то их владельцы тоже закупаются на оптовых складах торговых сетей.
«Темой религии «играют» политики»
– Принятие людей другой религии, взглядов – это всегда процесс взаимных компромиссов и уважения. Как вы оцениваете, в нашем регионе такой процесс идет? Были ли случаи, когда жители края проявляли неуважение к представителям другой конфессии или, наоборот, приехавшие в край мусульмане не учитывали интересы и культуру местного населения?
– Я могу сесть с любым человеком и на конкретных цифрах и фактах доказать, что такого региона, как Алтайский край, в России больше нет. Я вам могу честно сказать – нет ни межнациональной розни, ни религиозной. А я живу в Алтайском крае с 1984-1985 годов.
В 1990-х годах были «разборки», но чисто преступные, криминальные. В остальном – не было у нас ни одного конфликта. И я могу это говорить как чеченец, который жил здесь в период обеих чеченских кампаний, когда представителей нашей национальности всех поголовно сделали террористами, убийцами и преступниками.
Нас тогда регулярно собирали в Москве, следили за ситуацией. И даже дали команду всем зашить карманы, чтобы в них не подбросили наркотики. Это было во всех регионах. Люди получали реальные сроки по 10-15 лет. Мы собирались, и представители из других регионов рассказывали: там пять человек арестовали, там 10. Я каждый раз говорил: у нас все чисто. Очень удивлялись, говорили, что не может такого быть.
Когда в то время во многих регионах устраивали «маски-шоу»: находили чеченские семьи, с детьми, врывались к ним посреди ночи, выламывали двери – в нашем регионе не было ни одного такого инцидента.
В этом плане наш регион очень спокойный, не сглазить бы.
– То есть если и были конфликты, то только бытовые?
– Вот давайте представим, что в ресторане выпили люди и что-то не поделили. Можно это считать межнациональным конфликтом или на религиозной почве?
Я на различных встречах, во всех выступлениях говорю – плохо, что у нас нет министерства по национальностям. Оно бы вело системную работу. А сегодня религия в руках политиков – просто игрушка. Те события, которые происходят в Москве и которые мы видим по телевизору: погромы, столкновения, еще что-то, случаются по желанию политиков.
– То есть вы не допускаете, что это какие-то процессы «снизу»?
– Абсолютно точно нет. Если люди искренне верят, то никогда в жизни не станут ругаться друг с другом или с кем-то. Есть религия, а есть религиозный бред. И эти вещи нужно очень четко разделять. Я всегда советую почитать людям Коран в переводе. Тогда станет ясно, что эта религия не о том, что мусульмане режут головы или женятся на трех женщинах.
Нет, темой религии «играют» политики. Вот возьмем последний пример – история о том, как расстреляли людей на полигоне в Белгородской области. Якобы подполковник сказал, что «ваш Аллах – трус» и после этого таджики взялись за оружие. Но это же бред! И СМИ об этом пишут. Зачем, спрашивается?!
А потом появляется информация, что один из нападавших таджиков мог отбывать большой срок в тюрьме за распространение наркотиков. Как он оказался на полигоне? Пишут, что ЧВК ездит по тюрьмам, собирает желающих. Таким образом этот человек там оказался? Но если суд дал человеку срок в 18-20 лет за торговлю наркотиками, то ясно же, что его нельзя близко подпускать к оружию.
Но пусть даже произошло ЧП – ислам тут при чем?!
«В крае немало смешанных браков»
– Есть стереотип, что среди мусульман, живущих в регионах России, высокий уровень преступности, особенно рядом с границами. Скажем, жители Рубцовска рассказывают, что, по их мнению, именно так идут потоки контрабанды, наркотиков и прочего. Почему, на ваш взгляд, возникают такие суждения, хотя и среди русских и православных преступников также немало?
– Про наркотики: афганско-таджикский трафик – от самого начала до конечного получателя – полностью контролируется. Реши мы с вами завтра поехать в Таджикистан и вывезти оттуда полкило наркотиков, мы бы даже не успели оттуда выехать. Это глобальный незаконный бизнес не масштаба Рубцовска или Алтайского края.
А для того, чтобы делать выводы относительно преступности, нужно смотреть статистику – сколько и кого именно задерживают, и тогда станет понятна объективная картина, доля преступлений, приходящихся на представителей различных национальностей. Или сколько преступлений приходится условно на 1 тыс. чеченцев, или на 1 тыс. русских, или любой другой национальности.
– Существует еще один стереотип, что людям разных конфессий сложно находить общие точки соприкосновения в обычной бытовой, каждодневной жизни, и поэтому они могут жить только обособленно друг от друга. Что вы думаете по поводу такого мнения? Насколько возможна ассимиляция внутри общества?
– Я могу сказать, что в Алтайском крае немало смешанных браков – у чеченцев, азербайджанцев, армян. И никакого недопонимания нет в этом вопросе. Это первое.
Второе. Возьмем бизнес. Я общаюсь с большим числом предпринимателей в крае, и ни у кого из нас нет никакой предвзятости друг к другу. У нас нормальное человеческое общение.
И третье. Мне несколько раз поступало предложение переехать жить и работать в республику. Я ставил тогда условие – что если я еду, то обязательно везу команду с Алтая – людей, которых знаю и которым верю. И в ней было только два чеченца, остальные русские. А команда была 20 человек.
